Глава v.
Адам, униженный Адам,
Твой бледен лик и взор твой бешен,
Скорбишь ли ты по тем плодам,
Что ты срывал, еще безгрешен?

Скорбишь ли ты о той поре,
Когда, еще ребёнок-дева,
В душистый полдень на горе
Перед тобой плясала Ева?

Теперь ты знаешь тяжкий труд
И дуновенье смерти грозной,
Ты знаешь бешенство минут,
Припоминая слово — «поздно».

И боль жестокую, и стыд,
Неутолимый и бесстрастный,
Который медленно томит,
Который мучит сладострастно.

Ты был в раю, но ты был царь,
И честь была тебе порукой,
За счастье, вспыхнувшее встарь,
Надменный втрое платит мукой.

За то, что не был ты как труп,
Горел, искал и был обманут,
В высоком небе хоры труб
Тебе греметь не перестанут.

В суровой доле будь упрям,
Будь хмурым, бледным и согбенным,
Но не скорби по тем плодам,
Неискупленным и презренным.

Николай Гумилёв. «Адам».



Дик подозревал, что его скоро начнут считать не только беспомощным, но еще и сумасшедшим, если уже не начали.
Дом Ворона, как показалось юноше, обладал удивительной акустикой. Звуки шагов были словно мифический звон, создавая в пустых коридорах плачущую мелодию.

Удивление слуг, когда единственной их обязанностью оказалось не показываться на глаза новому хозяину дома, можно было пощупать руками.

Как-то, меряя шагами кабинет Ворона, Дикон не рассчитал шага и врезался в каминную полку. Рука сама легла на маленькую резную фигурку. Пальцами Ричард смог «разглядеть» только женский силуэт. «И откуда здесь это?» - подумал юноша, но не успел он поставить статуэтку на место, как звук шагов в коридоре возвестил о приближении нарушителя спокойствия герцога Окделла.
- Монсеньор… - «нарушителем спокойствия» оказался слуга.
- Я, кажется, ясно выразился, что не желаю никого видеть! – неизвестно откуда взявшееся раздражение накатило тёмной волной.
Слуга затих, но не ушел.
- Что же случилось, что вы еще здесь?!
- К вам герцог Придд, монсеньор.

Спрут? И что же ему понадобилось? Ричард поборол желание выгнать всех к Кошкиной матери.
- Пригласите. И подайте вина.

По напряженному звуку шагов юноша понял, повелитель Волн явился не с дружеским визитом. Ну-ну.

- Герцог Окделл. – голос ровен, впрочем, как и всегда.
- Герцог Придд. – Дикон почти видит Повелителя Волн, застывшего с идеальной осанкой, а вот лицо.. Лицо Ричард вспомнить не может. Какими были глаза? Дик силится вспомнить и пропускает слова собеседника.
-…вы, как эорий должны быть в составе судий… - вещал Валентин.
- Суди кого? – поздно спохватился Ричард.
Придд замолчал, выдержал паузу, а потом:
- Если вы не расслышали с первого раза, вы входите в состав судий на суде против герцога Алва.

Какие-то лишние фразы. Звуки чужого голоса мешают сосредоточиться.

Судить Ворона?!

Сумятица в мыслях мешала отделить главное от побочного, но два сознания, подобно двум волнам в шторм, попеременно сменяя друг друга, бились о стены разума.
Алву нужно убрать. Это необходимо для блага Талигойи. Абсолютно необходимо.
Но Алву нельзя судить. Суд над Кеналлийским герцогом? Профанация! Чтобы там проклятый кеналлиец себе не думал, он был и остается Повелителем Ветром. Обычный суд над эорием исказит всю величественную суть Великой Талигойи!
С другой стороны, не все ли равно, каким образом избавиться от этой Закатной Твари?!

И всё же, что-то было не в порядке.

Дик, совершенно не слушая менторских объяснений Валентина, вновь попытался систематизировать мысли.
Ворона надо убрать – это ясно, но…
Ричард попытался представить себе суд над Алвой.

Сидят люди чести и навозники, переметнувшиеся на сторону анакса. А Ворон улыбается.
Юноше захотелось стереть эту мерзкую ухмылку, с ненавистного лица.
Приговор, конечно же будет обвинительным, а потом бывшему Первому маршалу отрубят голову, или… Или повесят?
Это последнего предположения Дика передернуло. В памяти всплыл образ огромного альбатроса, но не успел юноша отогнать ненужное видение, как вслед за ним в сознание просочились строчки какого-то стихотворения:
Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу бури,
Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!*



От понимания всего безумства положения и неправильности ситуации юноше захотелось бежать. Куда угодно, лишь бы этот абсурд прекратился!

- Герцог Окделл, вы живы? – голос Придда, как кувшин ледяной воды в горах Сагранны.
- Валентин, - проигнорировал вопрос Дик, - что вы обо всем этом думаете?


* - Шарль Бодлер