Я прошу прощения за совершенно невычитанный кусок, ибо завтра поезд и сборы-сборы...Потом - обязательно пройдусь по тексту, обещаю.Глава xiii.Как часто выразить любовь мою хочу,
Но ничего сказать я не умею,
Я только радуюсь, страдаю и молчу:
Как будто стыдно мне - я говорить не смею.
И в близости ко мне живой души твоей
Так все таинственно, так все необычайно,-
Что слишком страшною божественною тайной
Мне кажется любовь, чтоб говорить о ней.
В нас чувства лучшие стыдливы и безмолвны,
И все священное объемлет тишина:
Пока шумят вверху сверкающие волны,
Безмолвствует морская глубина.
Дмитрий Мережковский.
читать дальшеОдеяло мягкой, прохладной негой давило на ноги. Шевелиться не хотелось, и казалось, что даже дышать нужно тише и медленнее, чем обычно.
Тишины рядом не было. В тот момент ее не было во всем мире.
Но это не печалило. Дикон точно знал, что она вернется. Обязательно вернется. Иначе не может быть.
Отросшие пряди волос падали на лицо и щекотали нос. Но нега одеяла отнимала все силы в своем хрупком очаровании.
Мысли бежали в голове весенним, сверкающим, ручейком.
А ведь Алву он все-таки «видел».
Видел ли?
Ричард прокрутил в памяти последние воспоминания. Из-за отсутствия восприятия зрительной информации он сохранились особенно хорошо.
И было в этих новых образах что-то странное, он видел все ясно и четко, вот только и себя он видел тоже. Бледного и взъерошенного мальчишку, сидящего между Приддом и Робером, внимательно изучающего потолок.
***
- Вам не надоело? Нет? Печально...
Ракан был похож на торговку с базарной площади, так же кипятился и выторговывал собственные интересы.
Алва смотрит в лицо этому посмешищу, давясь внезапным смехом. Ракан совершенно уникальное существо. Единственное в своем роде. Он вызывает какое-то полузабытое детское ощущение убрать, смеясь искренней радостью.
Так выметают разбитую посуду, вспоминая забавную историю ее внезапной гибели.
- Молодой человек, если вы ожидаете моей преждевременной кончины от вашего пылающего яростью взгляда, то вы ждете напрасно. И я вообще не могу понять, что вы сюда постоянно ходите? Вы молодой правитель, в стране развал, а вы прохлаждаетесь. Неужели нечем заняться? Как, совсем? Да вот хоть эориями своими займитесь, они какие-то болезненные, в обмороки падают… А может, вы их не кормите? Ну правильно, все лучшее армии, чиновничество пусть голодает, я понимаю.
И тщетно Альдо пытался сохранить невозмутимость.
- Но вы, молодой человек, главное помните, что революцию делает все же это самое чиновничество. Вот Окделл, например, оголодает, возжелает перемен, а я тут, не проводя явной аналогии со сказками, сижу. Придет с огнем и мечом, но мы не проводим аналогию со сказками и умолчим, чем в сказках, по обыкновению, заканчивает змий проклятый, супостат и прочие прочие…
- Уж точно не Окделл.
- Так уверены, напрасно… Вы никуда не торопитесь? Заняться-то нечем, как же, как же, понимаю.
Альдо сделал неопределенный жест, не то замахнулся ударить, не то просто рефлекс, но поднявшаяся было рука повисла плетью, а сам властитель Талигойи быстрым шагом направился к двери.
И до того, как громадная преграда отгородила Ворона от мира, Ракан прошипел: «если только слепец может держать меч…» и прибавил нечто очень напоминавшее «мразь», хлопнул дверью.
- Какой нервный… - хмыкнул Ворон, прокручивая в голове последние слова визитера.
***
- Нет, ты только подумай!!! – почти кричал Альдо.
- А я с ним в чем-то согласен… - больше самому себе, чем Ракану, сказал Эпине.
- Что? Что ты сказал?! Повтори!
- Альдо. У нас и правда дел - на круг вперед, мне вот нечем людям жалованье выплачивать. С Диконом что-то происходит, Придд на всех зло исподлобья смотрит, а у тебя почему-то вечно нет дела!
- Робер, я анакс.
- Спасибо, я тоже не лошадь.
***
Иногда Дику казалось, что слепота будто бы отступает. Но это оказывалось либо сном, либо видением…
И в этом видении обязательно были голые каменные стены, зарешеченные окна и мутный, призрачный свет.
Тогда казалось, что и он сам – не герцог Окделл, а кто-то другой.
И это было настолько необычное чувство, что разум охватывала паника, заставляя гнать из сознания неведомо откуда там взявшиеся образы.
Как будто ты еще есть, но и уже не существуешь, а твое тело, постепенно вытесняя тебя, занимает кто-то сильный, привыкший руководить.
Дик не мог бы точно сказать, что его пугает больше. Присутствие чужого разума, или то, что этот разум был сильнее его собственного?
Но после таких приступов неизбежно вспоминалась Сагранна. Тогда было тепло, и как-то азартно радостно...
И сейчас этого не хватало.