милота какая!
Представьте себе вечерину, на которую собрались писатели всех времен и народов.
Хэмингуей, Ремарк и Лондон немедленно бы устроили алкогольный батл сразу на входе. Продержался бы дольше всех Эрих-Мария. Он пьяница тихий, а такие живут долго. Но впечатление бы произвел Хэм. Он громогласен и "Настоящий герой". А настоящему герою невместно пить, не разбив хотя бы одной морды. Или зеркала.
Кстати, чтобы разбить зеркало, приходится отогнать от него Цветаеву, томно гладящую себя: "Хочу у зеркала..."
Шест оккупировали Гиппиус и Ахматова. Их не то разнимал бы, не то раздевал бы Мережковский.
Тем временем, не нашедшие абсенту - помилуй Бог, откуда в Вятке абсент? - Верлен и Артюр Рэмбо тащили бы мальчиков-официантов в туалет. Приобщиться, так сказать. Мальчики бы сопротивлялись, но тут на помощь приходит безобразник Уайльд.
Морфинист Булгаков вперивает взгляд в потолок. С потолка ему корчит рожи кокаинист Фрейд. Он не писатель, но пропустить такое замечательное безобразие не мог. По стенке сползает старик Конан-Дойль, ему тоже хорошо.
В это время Дюма-старший громогласно хохоча, пишет "Пять лет спустя", держа на коленях сбежавшую от Хэма Цветаеву. Под столом кто-то кому-то делает минет. Но это точно не Жорж Санд, она плотоядно заглядывается на поэтесс.
В углу Есенин, Маяковский, Пушкин и Лермонтов играют в русскую рулетку. Кто проиграет - того изображает Безруков. Внезапно проигрывают и "нашефсе", и "нашефсеснова". Дылда мрачно ищет веревку, а боевой русский офицер, сардонически улыбаясь, идет на пару с Гумилевым лопать шустовский коньяк.
В углу мрачно бубнит о морали Толстой, но его никто не слушает, поэтому Лев Николаич тайком щупает за попки официанток. Те попискивают, но терпят.
Достоевский требует игральный стол и карты, господа, карты! Но никто с ним за стол не садится, а то канделябром можно схлопотать.
(С) ivakin-alexey