Цена волшебства.
Говорят, от судьбы не уйдешь. Еще говорят, что, чему быть, того, как водится, не миновать, и, что, если уж что на роду написано, то тут уж ничего не поделаешь.
Анна очень не любит пословицы и поговорки, а еще присказки эти дурацкие, отвороты и заговоры. Анна ведьма и знает, какова на самом деле цена волшебства.
А еще Анна не любит лето. Каждое лето – как жара перед грозой, как обещание скорой беды. Когда в мае рассеивается дымка цветения белых яблонь, и сирень начинает терять свои лиловые метелки, Анна снимает платья, прячет в шкатулки бусы из зеленого бисера и золотые бабушкины серьги. Она убирает подальше гадальные карты, хрустальный шар, выбрасывает оставшиеся с прошлого года травы.
Не привлекать внимания. Ничем себя не выдать. Переживешь лето – переживешь весь год.
Ей двадцать семь. Последние десять лет каждое лето она прячет обкусанные в кровь пальцы в длинные рукава полосатого старого джемпера, залезает в старые джинсы, которые видели столько дорог и перекрестков, что настал день, когда даже в машинке пыль из них перестала выстирываться. И никаких тебе черных кошек, метел, котлов, зелий и чар. Только дожить бы до сентября, чтобы снова жить.
Анна смертельно устала. Не спасает ни кофе, ни водка, ни сигареты с отломанным фильтром.
- Все это очень тяжело, - говорит она стенам кухни и трет холодными узкими ладонями лицо, - Очень тяжело.
Потом наступает август – самое опасное время. В этот месяц Анна старается не выходить из дома, не подходить к окнам. Она не берет телефон и не сидит в Вконтакте. Все решается в этот месяц.
31 августа у нее кровь идет носом.
Давление шкалит как у семидесятилетней старухи. Анна до последнего пытается отпаивать себя ромашкой и зизифорой, пока не понимает, если не пойти в аптеку, то придется вызывать скорую, а это уж точно знак судьбы.
- Черт бы их всех побрал! Горите в аду… - Анна шнурует ботинки и выходит в подъезд. По пути с пятого этажа до первого ей кажется, что все будет хорошо.
- Да я же выгляжу как панда-наркоманка! Кто на меня посмотрит-то? Только нурофен куплю, да домой. Тут идти один дом всего.
Анна бежит на улицу, а затем через дорогу – прямо к крыльцу аптеки. На котором сидит перед тремя ведерками с цветами седая беззубая женщина. Она смотрит на Анну, но как-то мельком и отводит взгляд.
Анна зажимает переносицу рукой, запрокидывает голову, открывает дверь.
Когда она снова выходит на крыльцо, цветочница никуда не делась. Анна понимает - добегалась, она садится рядом, достает пачку Винстона, вытаскивает сигарету, тонкими, исцарапанными пальцами отламывает фильтр.
- Бабушка, неужели все? – спрашивает Анна.
- Да, милая.
Мимо проходит пара студентов. Низенькая девушка в джинсах, которые ей нелепо длинны и в туфлях, которые ей тоже не по размеру, а с ней за ручку юноша – почти мальчик: волосы стянуты в хвост, счастливая улыбка на лице. Он останавливается, чтобы купить своей спутнице цветы. Анна видит, как он переводит взгляд с букетов сначала на ее колени, затем на руки, а потом смотри прямо в глаза.
- Вот и все, - говорит она.
Говорит, как говорила уже ни одну сотню раз в каждом перерождении. Как сказала в первый раз – шесть веков назад. Тогда – рыцарю. Потом он был принцем, крестьянином, примерным семьянином, доктором, плотником, военным летчиком, был молодым и старым, и всегда приходил летом.
Он узнает ее.
Берет цветы из ведерка и протягивает Анне, словно рядом с ним не стоит другая девушка. Старуха улыбается, отказывается от протянутых денег. Она давно живет на этом свете и знает, когда цветы - это не просто дань женскому тщеславию.
Анна берет цветы. Она знает, что юноша теперь не оставит ее.
Он – ее.
И еще Анна знает, что не доживет до Рождества. В первый раз это был костер и обвинение в колдовстве. Потом – вереница несчастных случаев. Она кладет букет на колени и закуривает сигарету.
Перед смертью, говорят, не надышишься.
Вечная любовь прекрасного рыцаря в обмен на бессмертную душу – разве это много? Разве дело того не стоит?
Анна устала. Смертельно устала от вечной любви.
Вечная любовь в обмен на жизнь – такова цена волшебства.