Гаситель усталых фонарей.
На юге темнеет рано.
Сейчас солнце оглаживает лучами причудливые фасады домов,
празднично разодетые в портики и мезонины, оставшиеся с той поры, когда
значения этих слов не приходилось искать в словаре. А меньше, чем через четверть часа оно вдруг
срывается и падает за угловатую, исчерченную крышами, линию горизонта, и плоская
тарелка ночного неба накрывает город, давая привилегию освещать улицы
многочисленным фонарям.
На одном таком фонаре вечером пятницы начала сентября сидел
Гаситель усталых фонарей и в чем-то с пылом убеждал своего питомца.
- Друг, ну ты сам посуди! Это же просто домашняя лампочка!
Самая обыкновенная, совсем ничего особенного! Чтоб мне провалиться, да она
наверняка даже не знает, что ты есть! Любит себе лампочку в холодильнике. Сто
пудов, предел ее романтических способностей – подумать о существовании
освещения в подъезде! Да ведь она старая
как мамонт!
Фонарь молчал и не желал загораться.
- Нет, ты что, серьезно?! – Гаситель усталых фонарей
постучал ладонью по плафону, - Эй, очнись! Это просто лампочка в торшере!
Просто лампочка Ильича в старом торшере! Не светодиодная! Да что с тобой такое?
Дух посмотрел вниз. На тротуаре сидела полосатая кошка и
смотрела на колесо рядом припаркованного автомобиля.
- А если это судьба? –
подумал Гаситель усталых фонарей, сам не зная, кого имеет в виду.
Он встал на плафон, хорошенько прицелился, оттолкнулся и
перелетел на карниз четвертого слева окна на третьем этаже.
Фонари в том или ином виде были всегда. Менялась форма,
содержание оставалось тем же. Так и дух-хранитель менялся вместе с ними, оставаясь
юным, заботливым и сочувствующим. Обычно
он следил, чтобы ночью всегда был свет для тех, кому он нужен. Но фонари бывали
ужасно несговорчивы. Они то влюблялись в разные огоньки, то на них нападала
меланхолия от отсутствия ночных прохожих, то, наоборот, нервозность от
избыточного количества гуляющих по ночам, то им было холодно, то жарко, то
дождливо, то на них сидели птицы, а то – не сидели.
И Гас всегда разбирался с проблемами подопечных.
- Если бы мне захотелось влюбиться, - чертыхался он,
стараясь как можно тише открыть окно, - Я выбрал бы маяк. Светит себе.
Героичен. Прекрасен. Недосягаем. Он – Одиссей, я – Пенелопа. Идеально, черт
побери!
Створка окна поддалась, и дух попал внутрь.
Гасителю усталых фонарей никогда не нравились замкнутые
пространства. Что-то в них было ущербным. Когда вокруг тебя целый мир, а ты
прячешься от него в комнатушке четыре на
три с половиной, в которой и есть только, что воспоминания о том большом мире
за стеной – это ужасно. Но людям почему-то нравилось так жить. Создавать свой
мирок в мире.
Гас огляделся.
Это была комната, о которой только и можно было сказать:
комната как комната, ничего особенного. Никаких милых сердцу безделушек или
беспорядка, свидетельствующего о сумбурной жизни квартиранта. Не было книги,
забытой на диване, конспектов на столе. Безликая комната незаметного человека –
только и всего.
Гас подошел к торшеру, стоящему у дальней стены.
- Привет, малышка, - сказал он лампочке внутри, - Прости, но
тебе сегодня придется посветить вхолостую.
Гас щелкнул выключателем. Одновременно с лампочкой загорелся
и фонарь.
- Мавр сделал свое дело, - довольно хмыкнул дух, разворачиваясь,
чтобы уйти.
- Кто здесь?! – тихий, дрожащий от страха голос. Щелчок
выключателя. Загораются лампочки люстры.
Гас морщится. «Ну вот же блин!» - его не видно, но как
неприятно вот так на ровном месте попадать в переделку. Нужно скорее уходить. Он в два прыжка перелетает комнату и
оказывается на окне – невидимый и бесшумный, только тюль шторы колышется от его
движения.
- Кто бы ты ни был, пожалуйста, не убивай меня! Деньги в
верхнем ящичке серванта, под письмами. Я никому ничего не скажу!
Гаситель усталых фонарей оборачивается, толку в этом нет, но
хоть взглянуть, кого он так перепугал.
Как и должно было быть, это оказалась девушка. И она
полностью соответствовала описанию своей комнаты – девушка как девушка, ничего
особенного. Но вот ее руки – аккуратные,
сильные руки пианистки. Гас подумал, что таким рукам самое оно – зажигать
фонари. И эти руки делали невзрачную
девушку особенной, они будто говорили: «Я не просто так существую на свете, я
ничем не хуже! Я тоже герой!»
Гас стал навещать влюбленный фонарь каждый вечер. Довольно
скоро выяснилось, что лампочка в торшере действительно влюблена, но, правда, –
в светодиод ноутбука, хотя внимание уличного фонаря ей, конечно, льстило. Так
бывает приятно девочке-отличнице симпатия главного хулигана с района. Еще
выяснилось, что девушка совсем не пианистка. Она работала кем-то вроде
бухгалтера, гостей домой не приводила, увлечений у нее не было, ночевала всегда в своей постели.
А Гас сидел на окне, смотрел на нее и вспоминал, сколько раз
он говорил своим подопечным: «Ну ведь в ней же ничего особенного!»
Он стал приносить своей девушке маленькие дары. Они всегда
ее очень пугали, смущали, но она по какой-то причине никогда их не выбрасывала.
Гас то оставит на подоконнике свежие цветы, то
на прикроватном столике забудет почтовую открытку с маяком.
И в один вечер он принес ей книгу. Самую неромантичную
книгу, которую только можно вообразить –
«Азбука Морзе» автор Семюэль Морзе.
Она стала оставлять окно открытым.
В один вечер Гас нашел на подоконнике листочек бумаги,
спрашивающий: Кто ты?
На следующий день, дождавшись, когда девушка придет домой,
внимательно все осмотрит и, не заметив следов его присутствия, посмотрит в
окно, он «отстучал» ей лампочкой фонаря: Я – друг.
Первого ноября лампочка торшера отстучала: Я здесь, а ты?
Фонарь в ответ: Я всегда здесь.
Лампочка отморгала: Поняла.
В ночь на первое января она оставила окно открытым. Ближе к
полуночи по комнате прокрался холодный ветерок, и на диване оказался сверток с
нотами Дебюсси.
Фонарь проморгал: Музыка – то, что тебе нужно.
Анна кинулась к выключателю: Я люблю тебя.
Фонарь помолчал, затем отстучал: Спасибо, что ты есть.
И замолчал.