Лодка.
- Построй для меня лодку. Пожалуйста. Только для меня.
Я измучен настолько, что не удивляюсь. Сижу в полной горячей воды ванне, а со дна, откуда-то, где должны быть мои ступни, на меня смотрит детское личико с белесыми глазами и такими же мутно-серыми длинными волосами.
- Тебе не кажется, что мне нужно уединиться?
Девочка молчит и только капризно кривит губы.
- Ну пожа-а-а-а-луйста! Я устала ждать уже.
Должно быть, вы думаете, что я псих. Так оно, должно быть, и есть, да только мне как-то пофигу.
Когда ушла Элис, мне все стало пофигу.
Поэтому я, как был с намыленной головой, вылез из ванны, обернул бедра красным линялым полотенцем и пошел собирать сумку. Когда я поставил птичью клетку на пол в коридоре рядом со своими вещами, волосы уже слиплись сухими хрустящими сосульками.
Конечно, когда Элис поставила сюда же свой чемодан, прежде, чем уйти, я был счастлив.
И это ее: «Желаю тебе счастья» - казалось каким-то позерством.
Почему, когда люди расстаются, они всегда ведут себя как герои фильма? У одних режиссер хороший, у других – паршивей не бывает, но по сути у всех всегда одно и тоже – эта драма на изломе:
- Желаю тебе счастья!
Нормальная Элис никогда бы так не сказала. Ее потолок в пафосе был: «Счастливо оставаться, неудачники!»
И то, на слове «неудачники» она как-то затихала, и я знал, что от ушей по щекам у нее ползут красноватые неровные пятна.
И тут это: «Желаю тебе счастья!»
Я и был счастлив. Не надо никаких компромиссов. Не нужно ни перед кем отчитываться, где я, что я, почему задержусь. Можно ходить по дому в трусах, чесать яйца, когда вздумается, не надо мыть руки потом каждый раз. Идеально.
А потом я понял, что жизнь закончилась.
Если мне нравилась девчонка – она была похожа на Элис. Если у меня что-то спрашивали, я отвечал так, как будто это могла слышать Элис.
Я жил, словно старался ей понравиться. Только вот она ушла.
И я знал, что это навсегда.
Я мог сколько угодно мечтать и планировать, как покорить ее сердце вновь, но на самом деле я знал, что это уже насовсем. Мы никогда не будем вместе. За всю жизнь. За все эти минуты-дни-годы. Никогда.
До самого конца.
И я начал ждать. Я ложился спать, а где-то в уголке сознания вычеркивал прожитый день.
- Минус один. Осталось семнадцать тысяч триста девяносто два.
Число дней, которое я себе отводил, могло меняться. Разброс был порядка пяти-семи тысяч дней в одну неделю. Но каждый вечер из этого числа N вычитался один.
А потом появилась она – Девочка-из-под-воды. С белесыми глазами, волосами и без тела.
- Построй лодку.
Я мог пить чай, мыться, бриться, справлять нужду – ее это не смущало.
Была вода – и она приходила.
Так продолжалось где-то четыре месяца.
Поэтому сейчас я собрал вещи, взял клетку с попугаем, сел в машину и уехал за полстраны – на север – строить лодку.
Я понятия не имел, как ее строить.
Я ехал семь часов и трижды останавливался на заправках, где гуглил все о строительстве лодок. Так что, когда я добрался до маленького северного города, где намеревался, как это говорят – бросить якорь, я чувствовал себя вполне в состоянии развернуть судостроительную кампанию.
- Здравствуйте, я бы хотел снять у вас номер до конца месяца. И где у вас тут строительный магазин? – вот что я сказал пухленькой женщине средних лет, старательно накруьившей волосы на бигуди, сидевшей на ресепшине небольшого мотеля.
В статьях, которые я нашел в гугле, говорилось о сосне. Было в этом что-то логичное. Все же корабельные сосны и все такое. Только вот я понятия не имел, что делать со всей той сухой древесиной, которую я на радостях понакупил.
Как-то утром, это было через три недели после того, как я приехал, я смотрел в окно на моросящий дождь и думал уехать обратно. Все-таки эта затея с самого начала была обречена на провал, что я – плотник что ли?
- Ты что это, бросить меня надумал? – вдруг высоким детским голосом спросили потеки на стекле.
- О, это ты?
- Строй чертову лодку.
Я спустился в арендованный гараж и продолжил шкурить обшивку.
К марту я закончил.
На все про все ушло три месяца.
Для транспортировки своего детища я нанял катафалк. В мою машину оно не влезало, а для целого фургона было маловато.
Ребята из похоронного бюро посмеялись:
- Далеко не уплывет.
- Далеко и не надо.
Сталкиваю свою лодку с берега в воду. Высокие сапоги я взять не догадался и теперь стою по колено в ледяной воде.
- Садись, что ли. Прокачу, - говорю я водной глади, беря весла.41
День был солнечный и ветреный. Я грел спину и греб. Последний раз я плавал на лодке лет пятнадцать назад с отцом.
Никакой Дух воды не сел на вторую скамеечку. Я сделал три круга по озеру, но ничего не произошло. Тогда я плюнул на это дело и поплыл к берегу.
Стоило мне снова встать на грешную землю, как суденышко начало сносить на середину озера. Я было ринулся его вытаскивать, но потом подумал, что оно мне все равно не нужно.
И именно в этот момент лодка начала тонуть.
Когда над водой раздался последний скорбный «Бульк!», мне в голову пришла мысль:
- Это что-то вроде «Боги приняли твою жертву!»?
Никто не ответил.
Я вернулся в гостиницу, собрал вещи, клетку с птицей, завел машину и поехал на юг – домой.
И только сидя на заправке и попивая дешевый обжигающий кофе из бумажного стаканчика, я понял, что понятия не имею, сколько дней у меня убыло за все это время.
Тогда я подмигнул девушке-кассиру.
- Знаете, а вам очень идет голубой.
И поехал дальше – жить заново.