Преподаю язык Атлантиды
Внезапный рассказ. Мольфарелла спасибо, Вы мне кое о чем напомнили.
Стихи О. Арефьевой
взглянуть на печатные знаки?
Шум чужих жизней сплетает фальшивый, сверкающий и переливающийся розовым перламутром шелковый кокон. Он застилает глаза радужной пеленой, забивает уши тяжелыми, злыми комками медицинской ваты, по неведомому замыслу - розовой, лезет мыльной пеной в нос и рот. Тяжесть и пустота потерянности сжимают запястья оковами.
Ноги словно в кандалах. Птичка в клетке собственной жизни. Кто ты? Кто ты такой? Уж не ждешь ли ты какой-то особой судьбы? Ждешь?
Тугой ночной мрак. Темнота холодная, настоящая, но кажется такой искусственной.
Час ноль одна.
Время тянется розовой жевательной резинкой. Ты увязаешь все крепче. Теперь тебе не выбраться. Ты один в этой безумной радостной пелене чужих сердцебиений.
Ты сдашься.
Ты устанешь идти, спотыкаясь о холодные камни чужого разума, обжигаясь огнем зажигалок чужого желания. Кем бы ты ни был, свой путь ты пройдешь на четвереньках, чтобы потом поползти, до крови царапая тонкую кожу на груди. Это тонкий ритуал существования. Плата за каждый сантиметр твоего пути. Камни-безумцы. Они ненасытны, они требуют чужой крови. Они хотят умываться чужими слезами, вместо пения птиц слушая срывающееся сердцебиение очередной жертвы. Они и сами займут твое место, а может уже заняли, но ты ползи. Будь сильным. Не смей лишать других очередного зрелища.
Им все равно. Ни один из них не ляжет под твою руку, чтобы помочь. Но если ты заплачешь, если попросишь помощи, камни возрадуются, они зашуршат, мириадами иголок вонзаясь в твой истощенный разум. Ты порадуешь их, но помощи не будет.
Разве так ты видел свой путь? Да ты даже не задумывался об этих камнях, что они по сравнению с твоей жизнью? Что они в сравнении с твоим предназначением? Да ты и не идти должен был, ты должен был мчаться по воздуху, скользя в теплых восходящих потоках, планируя над ртутной гладью океана, ты же герой! Ты центр мироздания! Но…
Полет оборвался. Ты даже не взлетел, только сердце испуганно бухнуло в груди, да руки тонкими плетьми взметнулись вверх. И сразу тело, казавшееся таким легким, свинцом идет ко дну этой жизненной проруби. Ты бьешься об лед, ты смутно видишь очертания тех, кто летит там, над поверхностью, скользя по воздуху, ощущая его своими красивыми, сильными крыльями.
А ты борешься, лишь бы не захлебнуться, не поддаться тянущей вниз силе, только бы вынырнуть.
Чудо! Трещина в мутном, серо-зеленом стекле озерной глади. Два удара. Нет, лучше три. Глоток воздуха. Вдох режет гортань кинжалами холода, но как сладок этот кровавый вкус!
Путь по льду страшен, опасен, каждый шаг грозит смертью, но ты справишься. Ты ведь выплыл, ты знаешь, как это делается.
Берег встречает тебя безмолвным отчаянием и удовлетворенной радостью. Теперь-то не страшно утонуть!
И почти сразу ты падаешь в снежную яму. Эта ловушка спряталась под теплым настилом еловых веток.
Обида заставляет карабкаться вверх, обламывать до крови ногти, морозить пальцы, выворачивать кисти и стопы, поскальзываться. На середине подъема хочется все бросить!
- Это несправедливо! – ты хочешь сказать: «Я должен летать!» но чувствуешь, как нелепы твои притязания, - За что? Что я сделал?
Эти болезненные вопросы, кажется, только наращивают ледяные стены. Ты можешь спуститься и замерзнуть. Так, конечно, проще. Так тебя может быть кто-нибудь и найдет, может быть даже руку подаст, даже вытащит… А так что? Ну вылезешь, что дальше? Куда идти?
И ты спускаешься назад, в яму. Там снег кажется голубым, там все вокруг одинаково безжизненное, там можно вытянуть уставшие ноги, откинуться на холодный снег, закрыть глаза… Там можно увидеть сны. Сны про дальние страны, по радость полета, про улыбки и чужой радостный смех.
Там можно умереть.
Эта мысль обжигает твое сонное сознание, заставляет сесть. Зубы отбивают дробь безумными тридцать вторыми. Ты с силой проводишь ладонями по глазам.
- Я не должен спать. Я должен жить. Нужно идти.
Ты борешься с желанием уснуть.
- Спать нельзя. Нельзя. Совсем нельзя.
И вот – ты снова карабкаешься вверх. Глаза слипаются, но ты с силой открываешь их. «Только не сдаться! Только не проиграть!» - шепчешь ты, выдыхая облачка белого пара.
Ты стоишь на самом краю снежной ямы. Ты смог, ты победил. Хочется спать, в тепло, ласковые руки, гладящие по голове, колючий плед и мягкий свитер, большая кружка какао и густой ворс ковра на полу. Ты хочешь в сладкий мир собственных грез.
А здесь только этот бескрайний лес. И неизвестно еще, сколько опасностей он таит.
Но ты знаешь: останавливаться нельзя. Либо полет, либо смерть.
И ты идешь. Нетвердыми, осторожными шагами, стараясь не упасть и все же оступаясь, ты падаешь в сугробы, хватаешься за теплые стволы старых сосен, ты идешь, сам не зная куда.
Ты выходишь на опушку и видишь бескрайнее белое море снега и извилистую проселочную дорогу, почти незаметную под толстым одеялом Зимы.
- Твою мать.
И вдруг с неба падает что-то большое, с длинными крапчатыми крыльями. Ты с ужасом смотришь на это создание, пока не понимаешь: это человек. Ты подходишь, желая то ли посмотреть, то ли помочь, а может и то и другое. Но человек мертв, вот почему он сейчас здесь, а не там – в небе. Это всего лишь оболочка, лежащая в глубоком сугробе. Ты смотришь трупу в глаза, они похожи на маленькие пуговицы на твоей парадной рубашке. Это сравнение пугает, и ты отворачиваешься от покойника. Ты бредешь по дороге, утопая по пояс в снегу, сам не зная, стоит ли оно того. Ты и сам не понимаешь, почему до сих пор способен идти, почему не упал как тот несчастный, почему еще жив. Или… Может ты и не жив вовсе? Может ты умер, а все это нет, не посмертная жизнь. Всего лишь бред умирающего сознания. Галлюцинация, рожденная задыхающимся мозгом.
Нет! Что за чушь! Разве могло бы тогда тебе быть так холодно и так тяжело? Нет, ты совершенно точно жив, в этом нет и не может быть никаких сомнений.
Твой путь сливается в сплошной поток боли, нетвердых шагов, падений, холода, сна на ходу, пульсирующего острой болью сознания, отчаяния и какого-то непреодолимого желания жить. Жить и идти дальше, не стоять. Стоять нельзя. Не вздумай стоять! Соберись, кусок дерьма! Ты должен идти и ты будешь идти!
И ты идешь. День равен бесконечности, а ночь…Это было бы слишком подло, если бы была ночь.
Но ночь все так наступает, и ты в бессилии прислоняешься к какой-то стене. Стене… Сарай! Нет, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Просто две стены, что чудом стоят и не рухнут. Они со все сторон занесены белым колючим снегом и похожи на две могильные плиты, стоящие под углом друг к другу.
Мироздание не собирается нам помогать, будто шепчет тебе внутренний голос.
Ты согласно киваешь в такт этой мысли и идешь дальше. В холодную тьму ночного неба и светящегося синего снега.
«Я хочу умереть.»
Вот и все. Ты сдаешься? Вот так, не пройдя и четверти пути? И не обидно? Нет. Это твой выбор. Любой бы поступил также. Каждый поймет тебя. В этом нет ничего удивительного.
Ты не сдерживаешь себя. Обидно. Обидно, что все так. Ведь летают же другие! И ты-то уж точно лучше многих из них, так в чем же проблема?
- Ни в чем. – шепчешь ты. Слезы, горячими дорожками бегут по замерзшим щекам, - Вот умру здесь. И все! И умру! Ну и ладно! Сволочи!
Сон приходит болезненным бредом. И холодом.Тебе мерещатся кровавые тени, ты вздрагиваешь, смотришь безумными синими глазами в спокойный лесной сумрак, сердце стучит так, будто поставило себе целью раздробить грудную клетку.
Ты все еще жив. Какая-то нелепая случайность, но нельзя же теперь вот так, сидя на месте, посреди какого-то безымянного леса взять и умереть. Это уж совсем никуда не годится.
И ты в который раз встаешь. Тело превратилось в живую машину, способную выполнять только действия сгибания и разгибания ноющих ног.
Ты не знаешь, сколько так прошел, но когда снег под ногами сменился замерзшими серыми булыжниками было позднее утро.
Идти стало проще, но окоченевшее тело не желает подчиняться.
- Ну нет, старая кашелка! Я заставлю тебя слушаться! – шипишь ты сквозь дрожащие, плохо слушающиеся тебя губы, - Я столько раз мог отправиться на тот свет… Я столько раз должен был туда отправиться, что хрен я теперь сдамся просто так!
Ты думаешь так и гордишься этой неожиданной стойкостью, и ты идешь.
Но булыжники все не кончаются, и тебе кажется, будто они смеются над тобой.
- Не может быть. Сумасшествие.
Но они и в самом деле смеются и даже кричат. Они ждут твоего падения и требуют твоей крови. Им хочется зрелищ также, как тебе хочется жить.
Но наконец ты спотыкаешься на ровном месте. Падаешь, оцарапав выставленную вперед руку.
- Черт! – усталость и боль выливаются обидной солью слез.
Ты перекатываешься на бок, подбирая под себя согнутую в локте руку, и какое-то время просто лежишь так, мерно покачиваясь, убаюкивая свой измученный разум. Но ты продолжаешь двигаться. Замирать нельзя!
И вот, в конечном итоге, ты еле ползешь по ликующим камням. Тебе уже ничего не хочется. Слезы мешаются с кровью и гневными, сверкающими каплями падают на злые булыжники. Ты борешься уже столько времени, но где же этот конец? К чему ты так долго шел? Ради чего боролся? Где хоть что-нибудь… хоть кто-нибудь…
Ты не думаешь. Сил на построение никому ненужных логических цепочек уже не хватает, и ты молча хватаешь ртом холодный воздух, наполненный шумом от жадных до крови камней.
Если бы не их отвратительный скрипучий смех, ты остался бы лежать без движения, не все ли равно, где заканчивать свой жизненный путь, здесь или в трех метрах справа?
Ты умираешь. Ты это чувствуешь, но изменить что-либо не можешь, да и по-правде говоря – не хочешь.
Ну что ж, и такое бывает. Многие не доходят до конца, н ты прошел длинный путь, ты столько раз не сдавался, шел. Шел, превозмогая себя, делая свое тело подобным машине.
Но все сдаются. Рожденный ползать летать не должен – в этом весь секрет, а тебе его по недосмотру забыли рассказать, вот почему кто-то летает там, в хрустальной чистоте зимнего неба, а ты лежишь здесь и готовишься услышать последний удар собственного сердца
Как вдруг… далекий, монотонный стук. Да, он конечно тебя и не касается. Да, наверное, он предназначен кому-то еще, но… Но этот шум привлекает все твоем внимание. Внимание человека, изголодавшегося по механическим звукам. По чужим звукам! Да-да, именно механическим. Это поезд. Он идет где-то далеко, совсем не сюда, да и зачем бы ему сюда идти? Есть ли здесь вообще рельсы?
Ты приподнимаешься на локтях, ворочаешь чугунную голову из стороны в сторону, пока не замечаешь эти две сверкающие полосы стали. Рельсы.
Ты подползаешь к ним. Из последних сил, будто желая убедить себя, что сделал все возможное, чтобы выжить. Колючие снежинки мокрым холодом прячутся в твоих волосах.
Стук колес все громче. Вот наконец и горячий ветер шевелит твои волосы.
«Сейчас меня засосет под поезд.» - запоздалая мысль заставляет в панике закрыть глаза.
Ты готовишься. Ты даже слышишь, как поезд перемалывает тебя. Легко. Быстро. С коротким, почти неслышным, противным хрустом.
Но… Вместо этого чьи-то руки подхватывают твое тело и втаскивают в шумное тепло вагона.
Ты долго лежишь, боишься открыть глаза. Потом, немного отогревшись, чувствуя, как талый снег ручейками холодной воды бежит по коже, смотришь на своих спасителей:
- Вы кто?
- Очень-то вежливо! – фыркает рыжий парень.
- Ладно тебе. Будто себя не помнишь, - хмурится молодой человек мрачного вида.
- Да я так, шучу… - передернул плечами рыжий.
- Заткнитесь все! – подает голос красивая темноволосая девушка, - Не видите, человек не в себе!
А затем, обернувшись к тебе:
- Мы никто. Пока правда. Но скоро мы полетим. И ты тоже полетишь, ты ведь этого хочешь? - ее голос искрится энтузиазмом, оторопь - единственная возможная реакция.
Но тебя беспокоит не эта девушка, ты впервые не знаешь, хочешь ли взлететь. Столько было выстрадано… Умение летать стоит намного меньше.
- Ни такие мы и никто, - хмыкнул рыжий, - вечно ты, Анджоли утрируешь. Мы не летаем, это да. Но это не значит, что мы никто. Мы все прошли через то, что и этот парень.
И он посмотрел неожиданно-острым, пробирающим до костей взглядом в твои глаза:
- Тяжело было? Представляю. Сам такой же. Но это ничего. Прорвемся! Кстати, я Кэлам. А ты?
- Я… - ты теряешься, уж слишком давно никто не спрашивал твоего имени, облизываешь в миг пересохшие губы и тихо выдавливаешь, - Я Леон.
- Добро пожаловать, Леон, в нашу замечательную компанию! Мы направляемся на юг! Там и погодка шепчет, и воздух хорош! – засмеялся Кэлам, ты смотришь в его глаза, но в них только дружелюбие и светлое чувство уверенности в своих словах.
- Я Ули. –тянет тебе руку мрачный юноша, - ну, Анджоли ты уже знаешь.
Ты не успеваешь следить за этим потоком информации, схватывая только сухие, ничего не значащие обрывки, пока наконец в твоей руке не оказывается что-то горячее – чай.
- Ты сахар ему положила? – допытывается Кэлам у Анджоли.
- Да положила я, положила! Отвяжешься ты или нет? – возмутилась девушка.
- Глупость какая! Разве я могу отвязаться от такой красивой девушки как ты? – засмеялся юноша.
- Льстец! – улыбнувшись хмыкнула Анджоли.
Ты смотришь на этих троих и улыбаешься своим, неясным теплым мыслям. Тепло вагона постепенно успокаивает тебя, а мерный перестук колес убаюкивает, стремясь унести тебя за самый горизонт, в мир снов.
Но кто же они, эти трое?
Это были не просто люди из поезда, а тебя они не просто подобрали с холодных, требующих крови булыжников. Это были люди, прошедшие твой путь, замерзавшие в снегу, истекавшие кровью на холодных камнях; они знали все это, но продолжали жить, они смеялись теплым живым смехом, но самое главное - они взяли тебя в свою семью, приютили, как приемные родители сироту. Своим. Ты не просто ехал с ними в одном вагоне. Не просто ночевал под одной крышей и преломлял хлеб. Ты жил с ними. Ты научился видеть мир их глазами, смеяться и мечтать о сладостном первом полете. О том, как вместо рук вырастут крылья, а воздух станет надежной опорой. Для каждого из них ты стал не просто пассажиром удивительного поезда. Ты стал братом, другом. Ты стал им Своим.
И когда теплый морской бриз ерошил твои волосы, ты был не один. Ты был не один и в момент, когда стоял на скале. И когда, глубоко вздохнув, прыгнул вниз. И когда не упал. И когда оказалось, что ты летишь. Ты был не один. И ты был не одинок.
И это оказалось важнее полета.
Стихи О. Арефьевой
взглянуть на печатные знаки?
Губы трубача смёрзлись в поцелуе
С мундштуком любимой ледяной груди,
Злой мороз встречает скорый поезд всуе
С тем, кого не любят, с тем, кого не жди.
С мундштуком любимой ледяной груди,
Злой мороз встречает скорый поезд всуе
С тем, кого не любят, с тем, кого не жди.
Шум чужих жизней сплетает фальшивый, сверкающий и переливающийся розовым перламутром шелковый кокон. Он застилает глаза радужной пеленой, забивает уши тяжелыми, злыми комками медицинской ваты, по неведомому замыслу - розовой, лезет мыльной пеной в нос и рот. Тяжесть и пустота потерянности сжимают запястья оковами.
Ноги словно в кандалах. Птичка в клетке собственной жизни. Кто ты? Кто ты такой? Уж не ждешь ли ты какой-то особой судьбы? Ждешь?
Тугой ночной мрак. Темнота холодная, настоящая, но кажется такой искусственной.
Час ноль одна.
Время тянется розовой жевательной резинкой. Ты увязаешь все крепче. Теперь тебе не выбраться. Ты один в этой безумной радостной пелене чужих сердцебиений.
Ты сдашься.
Ты устанешь идти, спотыкаясь о холодные камни чужого разума, обжигаясь огнем зажигалок чужого желания. Кем бы ты ни был, свой путь ты пройдешь на четвереньках, чтобы потом поползти, до крови царапая тонкую кожу на груди. Это тонкий ритуал существования. Плата за каждый сантиметр твоего пути. Камни-безумцы. Они ненасытны, они требуют чужой крови. Они хотят умываться чужими слезами, вместо пения птиц слушая срывающееся сердцебиение очередной жертвы. Они и сами займут твое место, а может уже заняли, но ты ползи. Будь сильным. Не смей лишать других очередного зрелища.
Им все равно. Ни один из них не ляжет под твою руку, чтобы помочь. Но если ты заплачешь, если попросишь помощи, камни возрадуются, они зашуршат, мириадами иголок вонзаясь в твой истощенный разум. Ты порадуешь их, но помощи не будет.
Разве так ты видел свой путь? Да ты даже не задумывался об этих камнях, что они по сравнению с твоей жизнью? Что они в сравнении с твоим предназначением? Да ты и не идти должен был, ты должен был мчаться по воздуху, скользя в теплых восходящих потоках, планируя над ртутной гладью океана, ты же герой! Ты центр мироздания! Но…
Полет оборвался. Ты даже не взлетел, только сердце испуганно бухнуло в груди, да руки тонкими плетьми взметнулись вверх. И сразу тело, казавшееся таким легким, свинцом идет ко дну этой жизненной проруби. Ты бьешься об лед, ты смутно видишь очертания тех, кто летит там, над поверхностью, скользя по воздуху, ощущая его своими красивыми, сильными крыльями.
А ты борешься, лишь бы не захлебнуться, не поддаться тянущей вниз силе, только бы вынырнуть.
Чудо! Трещина в мутном, серо-зеленом стекле озерной глади. Два удара. Нет, лучше три. Глоток воздуха. Вдох режет гортань кинжалами холода, но как сладок этот кровавый вкус!
Путь по льду страшен, опасен, каждый шаг грозит смертью, но ты справишься. Ты ведь выплыл, ты знаешь, как это делается.
Берег встречает тебя безмолвным отчаянием и удовлетворенной радостью. Теперь-то не страшно утонуть!
И почти сразу ты падаешь в снежную яму. Эта ловушка спряталась под теплым настилом еловых веток.
Обида заставляет карабкаться вверх, обламывать до крови ногти, морозить пальцы, выворачивать кисти и стопы, поскальзываться. На середине подъема хочется все бросить!
- Это несправедливо! – ты хочешь сказать: «Я должен летать!» но чувствуешь, как нелепы твои притязания, - За что? Что я сделал?
Эти болезненные вопросы, кажется, только наращивают ледяные стены. Ты можешь спуститься и замерзнуть. Так, конечно, проще. Так тебя может быть кто-нибудь и найдет, может быть даже руку подаст, даже вытащит… А так что? Ну вылезешь, что дальше? Куда идти?
И ты спускаешься назад, в яму. Там снег кажется голубым, там все вокруг одинаково безжизненное, там можно вытянуть уставшие ноги, откинуться на холодный снег, закрыть глаза… Там можно увидеть сны. Сны про дальние страны, по радость полета, про улыбки и чужой радостный смех.
Там можно умереть.
Эта мысль обжигает твое сонное сознание, заставляет сесть. Зубы отбивают дробь безумными тридцать вторыми. Ты с силой проводишь ладонями по глазам.
- Я не должен спать. Я должен жить. Нужно идти.
Ты борешься с желанием уснуть.
- Спать нельзя. Нельзя. Совсем нельзя.
И вот – ты снова карабкаешься вверх. Глаза слипаются, но ты с силой открываешь их. «Только не сдаться! Только не проиграть!» - шепчешь ты, выдыхая облачка белого пара.
Ты стоишь на самом краю снежной ямы. Ты смог, ты победил. Хочется спать, в тепло, ласковые руки, гладящие по голове, колючий плед и мягкий свитер, большая кружка какао и густой ворс ковра на полу. Ты хочешь в сладкий мир собственных грез.
А здесь только этот бескрайний лес. И неизвестно еще, сколько опасностей он таит.
Но ты знаешь: останавливаться нельзя. Либо полет, либо смерть.
И ты идешь. Нетвердыми, осторожными шагами, стараясь не упасть и все же оступаясь, ты падаешь в сугробы, хватаешься за теплые стволы старых сосен, ты идешь, сам не зная куда.
Ты выходишь на опушку и видишь бескрайнее белое море снега и извилистую проселочную дорогу, почти незаметную под толстым одеялом Зимы.
- Твою мать.
И вдруг с неба падает что-то большое, с длинными крапчатыми крыльями. Ты с ужасом смотришь на это создание, пока не понимаешь: это человек. Ты подходишь, желая то ли посмотреть, то ли помочь, а может и то и другое. Но человек мертв, вот почему он сейчас здесь, а не там – в небе. Это всего лишь оболочка, лежащая в глубоком сугробе. Ты смотришь трупу в глаза, они похожи на маленькие пуговицы на твоей парадной рубашке. Это сравнение пугает, и ты отворачиваешься от покойника. Ты бредешь по дороге, утопая по пояс в снегу, сам не зная, стоит ли оно того. Ты и сам не понимаешь, почему до сих пор способен идти, почему не упал как тот несчастный, почему еще жив. Или… Может ты и не жив вовсе? Может ты умер, а все это нет, не посмертная жизнь. Всего лишь бред умирающего сознания. Галлюцинация, рожденная задыхающимся мозгом.
Нет! Что за чушь! Разве могло бы тогда тебе быть так холодно и так тяжело? Нет, ты совершенно точно жив, в этом нет и не может быть никаких сомнений.
Твой путь сливается в сплошной поток боли, нетвердых шагов, падений, холода, сна на ходу, пульсирующего острой болью сознания, отчаяния и какого-то непреодолимого желания жить. Жить и идти дальше, не стоять. Стоять нельзя. Не вздумай стоять! Соберись, кусок дерьма! Ты должен идти и ты будешь идти!
И ты идешь. День равен бесконечности, а ночь…Это было бы слишком подло, если бы была ночь.
Но ночь все так наступает, и ты в бессилии прислоняешься к какой-то стене. Стене… Сарай! Нет, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Просто две стены, что чудом стоят и не рухнут. Они со все сторон занесены белым колючим снегом и похожи на две могильные плиты, стоящие под углом друг к другу.
Мироздание не собирается нам помогать, будто шепчет тебе внутренний голос.
Ты согласно киваешь в такт этой мысли и идешь дальше. В холодную тьму ночного неба и светящегося синего снега.
«Я хочу умереть.»
Вот и все. Ты сдаешься? Вот так, не пройдя и четверти пути? И не обидно? Нет. Это твой выбор. Любой бы поступил также. Каждый поймет тебя. В этом нет ничего удивительного.
Ты не сдерживаешь себя. Обидно. Обидно, что все так. Ведь летают же другие! И ты-то уж точно лучше многих из них, так в чем же проблема?
- Ни в чем. – шепчешь ты. Слезы, горячими дорожками бегут по замерзшим щекам, - Вот умру здесь. И все! И умру! Ну и ладно! Сволочи!
Сон приходит болезненным бредом. И холодом.Тебе мерещатся кровавые тени, ты вздрагиваешь, смотришь безумными синими глазами в спокойный лесной сумрак, сердце стучит так, будто поставило себе целью раздробить грудную клетку.
Ты все еще жив. Какая-то нелепая случайность, но нельзя же теперь вот так, сидя на месте, посреди какого-то безымянного леса взять и умереть. Это уж совсем никуда не годится.
И ты в который раз встаешь. Тело превратилось в живую машину, способную выполнять только действия сгибания и разгибания ноющих ног.
Ты не знаешь, сколько так прошел, но когда снег под ногами сменился замерзшими серыми булыжниками было позднее утро.
Идти стало проще, но окоченевшее тело не желает подчиняться.
- Ну нет, старая кашелка! Я заставлю тебя слушаться! – шипишь ты сквозь дрожащие, плохо слушающиеся тебя губы, - Я столько раз мог отправиться на тот свет… Я столько раз должен был туда отправиться, что хрен я теперь сдамся просто так!
Ты думаешь так и гордишься этой неожиданной стойкостью, и ты идешь.
Но булыжники все не кончаются, и тебе кажется, будто они смеются над тобой.
- Не может быть. Сумасшествие.
Но они и в самом деле смеются и даже кричат. Они ждут твоего падения и требуют твоей крови. Им хочется зрелищ также, как тебе хочется жить.
Но наконец ты спотыкаешься на ровном месте. Падаешь, оцарапав выставленную вперед руку.
- Черт! – усталость и боль выливаются обидной солью слез.
Ты перекатываешься на бок, подбирая под себя согнутую в локте руку, и какое-то время просто лежишь так, мерно покачиваясь, убаюкивая свой измученный разум. Но ты продолжаешь двигаться. Замирать нельзя!
И вот, в конечном итоге, ты еле ползешь по ликующим камням. Тебе уже ничего не хочется. Слезы мешаются с кровью и гневными, сверкающими каплями падают на злые булыжники. Ты борешься уже столько времени, но где же этот конец? К чему ты так долго шел? Ради чего боролся? Где хоть что-нибудь… хоть кто-нибудь…
Ты не думаешь. Сил на построение никому ненужных логических цепочек уже не хватает, и ты молча хватаешь ртом холодный воздух, наполненный шумом от жадных до крови камней.
Если бы не их отвратительный скрипучий смех, ты остался бы лежать без движения, не все ли равно, где заканчивать свой жизненный путь, здесь или в трех метрах справа?
Ты умираешь. Ты это чувствуешь, но изменить что-либо не можешь, да и по-правде говоря – не хочешь.
Ну что ж, и такое бывает. Многие не доходят до конца, н ты прошел длинный путь, ты столько раз не сдавался, шел. Шел, превозмогая себя, делая свое тело подобным машине.
Но все сдаются. Рожденный ползать летать не должен – в этом весь секрет, а тебе его по недосмотру забыли рассказать, вот почему кто-то летает там, в хрустальной чистоте зимнего неба, а ты лежишь здесь и готовишься услышать последний удар собственного сердца
Как вдруг… далекий, монотонный стук. Да, он конечно тебя и не касается. Да, наверное, он предназначен кому-то еще, но… Но этот шум привлекает все твоем внимание. Внимание человека, изголодавшегося по механическим звукам. По чужим звукам! Да-да, именно механическим. Это поезд. Он идет где-то далеко, совсем не сюда, да и зачем бы ему сюда идти? Есть ли здесь вообще рельсы?
Ты приподнимаешься на локтях, ворочаешь чугунную голову из стороны в сторону, пока не замечаешь эти две сверкающие полосы стали. Рельсы.
Ты подползаешь к ним. Из последних сил, будто желая убедить себя, что сделал все возможное, чтобы выжить. Колючие снежинки мокрым холодом прячутся в твоих волосах.
Стук колес все громче. Вот наконец и горячий ветер шевелит твои волосы.
«Сейчас меня засосет под поезд.» - запоздалая мысль заставляет в панике закрыть глаза.
Ты готовишься. Ты даже слышишь, как поезд перемалывает тебя. Легко. Быстро. С коротким, почти неслышным, противным хрустом.
Но… Вместо этого чьи-то руки подхватывают твое тело и втаскивают в шумное тепло вагона.
Ты долго лежишь, боишься открыть глаза. Потом, немного отогревшись, чувствуя, как талый снег ручейками холодной воды бежит по коже, смотришь на своих спасителей:
- Вы кто?
- Очень-то вежливо! – фыркает рыжий парень.
- Ладно тебе. Будто себя не помнишь, - хмурится молодой человек мрачного вида.
- Да я так, шучу… - передернул плечами рыжий.
- Заткнитесь все! – подает голос красивая темноволосая девушка, - Не видите, человек не в себе!
А затем, обернувшись к тебе:
- Мы никто. Пока правда. Но скоро мы полетим. И ты тоже полетишь, ты ведь этого хочешь? - ее голос искрится энтузиазмом, оторопь - единственная возможная реакция.
Но тебя беспокоит не эта девушка, ты впервые не знаешь, хочешь ли взлететь. Столько было выстрадано… Умение летать стоит намного меньше.
- Ни такие мы и никто, - хмыкнул рыжий, - вечно ты, Анджоли утрируешь. Мы не летаем, это да. Но это не значит, что мы никто. Мы все прошли через то, что и этот парень.
И он посмотрел неожиданно-острым, пробирающим до костей взглядом в твои глаза:
- Тяжело было? Представляю. Сам такой же. Но это ничего. Прорвемся! Кстати, я Кэлам. А ты?
- Я… - ты теряешься, уж слишком давно никто не спрашивал твоего имени, облизываешь в миг пересохшие губы и тихо выдавливаешь, - Я Леон.
- Добро пожаловать, Леон, в нашу замечательную компанию! Мы направляемся на юг! Там и погодка шепчет, и воздух хорош! – засмеялся Кэлам, ты смотришь в его глаза, но в них только дружелюбие и светлое чувство уверенности в своих словах.
- Я Ули. –тянет тебе руку мрачный юноша, - ну, Анджоли ты уже знаешь.
Ты не успеваешь следить за этим потоком информации, схватывая только сухие, ничего не значащие обрывки, пока наконец в твоей руке не оказывается что-то горячее – чай.
- Ты сахар ему положила? – допытывается Кэлам у Анджоли.
- Да положила я, положила! Отвяжешься ты или нет? – возмутилась девушка.
- Глупость какая! Разве я могу отвязаться от такой красивой девушки как ты? – засмеялся юноша.
- Льстец! – улыбнувшись хмыкнула Анджоли.
Ты смотришь на этих троих и улыбаешься своим, неясным теплым мыслям. Тепло вагона постепенно успокаивает тебя, а мерный перестук колес убаюкивает, стремясь унести тебя за самый горизонт, в мир снов.
Но кто же они, эти трое?
Это были не просто люди из поезда, а тебя они не просто подобрали с холодных, требующих крови булыжников. Это были люди, прошедшие твой путь, замерзавшие в снегу, истекавшие кровью на холодных камнях; они знали все это, но продолжали жить, они смеялись теплым живым смехом, но самое главное - они взяли тебя в свою семью, приютили, как приемные родители сироту. Своим. Ты не просто ехал с ними в одном вагоне. Не просто ночевал под одной крышей и преломлял хлеб. Ты жил с ними. Ты научился видеть мир их глазами, смеяться и мечтать о сладостном первом полете. О том, как вместо рук вырастут крылья, а воздух станет надежной опорой. Для каждого из них ты стал не просто пассажиром удивительного поезда. Ты стал братом, другом. Ты стал им Своим.
И когда теплый морской бриз ерошил твои волосы, ты был не один. Ты был не один и в момент, когда стоял на скале. И когда, глубоко вздохнув, прыгнул вниз. И когда не упал. И когда оказалось, что ты летишь. Ты был не один. И ты был не одинок.
И это оказалось важнее полета.
Обнимите даже тех, кого не ждете
Может быть, им тоже надобно тепло?
В поезде мы просто пассажиры плоти,
На перроне - души - паром на стекло.
Может быть, им тоже надобно тепло?
В поезде мы просто пассажиры плоти,
На перроне - души - паром на стекло.
@темы: Неожиданное творчество
-
-
25.08.2012 в 15:32Что касается содержания, тут тоже все очень даже. Но что-то не совсем в конце. Как-то скомкано. Но, это, конечно же, субъективно.
В целом, оставляет впечатление. Стоит прочесть.И обдумать
-
-
25.08.2012 в 15:39-
-
14.09.2012 в 14:48Всё же хорошо будет, да? И силы тоже будут.
Конец... Может, там имён не должно быть? Ну я субьективен.
-
-
14.09.2012 в 19:34Вы тоже об этом подумали? Я долго колебалась, оставлять их, или нет, в конечном итоге, как видите, решила оставить. И, наверное это субъективность, но в ходе размышлений я решила, что имена тут нужны)
-
-
14.09.2012 в 19:46Может быть. Я думала о том, что имена будто бы переносят в другой мир, разграничивают повествование, что ли... Ну такая волна реальности, отличающейся от представленной ранее оО Ну и они показывают появивишиеся неодиночество. Не знаю, как иначе выразить. Опять же про субъективность повторюсь
-
-
14.09.2012 в 19:51Плюсы: не будет путаницы в персонажах, а она возможна. Текст приобретает завершенность и наполненность. И опять таки - исчезает обезличенность, а это с одной стороны плохо, с другой - хорошо))
-
-
14.09.2012 в 20:00Имена мне лично не близки, но другие тоже мало представляю. Может, ещё поэтому над ними задумалась.
Саша делает вид, что является знатоком литературы.
-
-
14.09.2012 в 20:03-
-
14.09.2012 в 20:06Стиль хорош.
Люблю такие тексты. Ну и этот очень к месту пришёлся...
-
-
15.09.2012 в 13:08-
-
23.09.2012 в 13:39-
-
23.09.2012 в 14:04